Меня эти заборы всю жизнь сопровождают. Я даже без них и не знаю как теперь. Бассейн, Музыкалка, Атомная Станция (там родители работают), Магазины, Гаражи. Все огорожено. Только школа и детский сад были без такого забора. Видать он — для взрослой жизни.
Автор ромбообразного забора вырос в СССР и 1981 году уехал в США.
БОРИС ЛАХМАН, архитектор, 69 лет:
«Я москвич, окончил Строительный институт по специальности инженер–строитель, потом в проектной мастерской «Роскооппроект», куда меня распределили, прошел тренинг на архитектора. Оттуда меня пригласили в конструкторско–техническое бюро «Мосгорстройматериалы», где я проработал 18 лет. В семидесятые стал главным архитектором. У меня в отделе было 10 человек: художники, архитекторы — я сам их подбирал. Мы занимались дизайном для промышленности. Тогда это называлось «техническая эстетика». Одной из наших задач было разработать конструкцию забора. Надо было сделать его, что называется, эстетикалли экспектабл. Я сделал три эскиза, все очень симпатичные. Например, был забор, имитирующий каменную кладку. Но почему–то выбрали самый простой. Может, глаз радовала эта игра света и тени? Может, понравилось, что форма такая самоочищающаяся, что пыль и грязь дождями смываются? Проектировали несколько месяцев. У нас было достаточно времени, никто не торопил.
В том, что с плитой происходило дальше, я уже не участвовал. Как–то ее модернизировали, добавляли юбочку, меняли размеры — но все без меня. За дизайн я получил на ВДНХ бронзовую медаль. А к ней полагалось 50 рублей. Деньги–то выдали сразу, а вот сама награда нашла меня уже спустя 10 лет в Америке. Это единственное, что у меня осталось от той истории: чертежи вывозить не разрешали. А когда начали выпускать из страны, я решил уехать: журналы американские по архитектуре я получал, знал, что там происходит, и всегда хотел работать с американцами, при этом за границей был только один раз — в Болгарии, на выставке, потому что не был членом партии.
В 1981 году мы с семьей приехали в Нью–Йорк. Почти сразу я стал работать в архитектурной фирме Richard M. Bellamy. Здесь, чтобы быть архитектором, нужно иметь лайсенз, пройти экзамен. Я сдал его в 1990–м и открыл свое дело. Беллами скоро умер, фирма его распалась, и я практически унаследовал все заказы — проектировал рестораны, мегамоллы, частные дома. А последнее время я больше работаю в ассошиэйшен с Dattner Architects — провожу консалтинг сервис по констракшен администрейшен и ревью их проекты. Этот забор — не самое великое, что я сделал. И то, что им завалили буквально всю страну, мне не очень понятно.
Вы говорите, бетонные заборы запретили в Москве? (Распоряжение правительства Москвы №370–РП от 8 апреля 1997 года разрешает огораживать стройплощадки в центре города только металлической сеткой.) Давно пора было! Я до сих пор, когда смотрю советские фильмы да и просто кадры из России, даже в маленьких городках снятые, вижу только свои заборы. Чувств у меня по этому поводу нет никаких. Я уже американец совсем. Мне и по–русски–то, видите, тяжело говорить. То, что вы меня нашли — это аут оф зе блю, смешно. Я обо всем этом совершенно уже не думаю.
Ностальгия? Когда у меня наступает ностальгия, я ем черную икру».
собственно она так и называется — сетка рабица.
Очень нравится — сетка рабица!
Ножом не режется, газом не травится!
Пнешь — качается. Ух, красавица!
Дмитрий
Валентина Неверкевич
и я, наверное уже никогда, не забуду тебя.
ТЫ мне снилась сегодня.
ТЫ обнимала меня за шею, сзади.
Это было так хорошо.
Легко и спокойно.
Когда любишь и любим.
Когда весь смысл жизни, в чем бы он не заключался,
Сужается до одного лишь прикосновения твоих пальцев.
Так глупо писать все это здесь…
Сергей Кесарев
Оставить комментарий
Необходимо войти на сайт черезВконтакте или Facebook.