Путешествие в Обитель Снегов. Гималаи. ЧАСТЬ 5
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
От джунглей до тундры за 12 часов. На пути в Кьянжин Гомпа.
Утром мы попрощались с гостеприимным семейством и пообещали остановиться у них на обратном пути.
Начало нового дня выдалось легким. Природа расцветала на глазах. Птичий хор напевал что-то веселое из Моцарта. Каменистые подъемы и спуски сменила лесная, точно из сказки, тропа. Непальский лес в апреле месяце дружелюбен.
Мы не встретили на пути ни комаров, ни мошек, ни приставучих мух и слепней, ни гремучих змей, ни пауков с их вечными невидимыми ловушками. В сезон же муссонных дождей на поверхность земли вылазит вся нечисть. И самая мерзкая из них — тропическая пиявка. Она настолько быстрая и ловкая, что без зазрения совести может присосаться к телу, пока турист невинно справляет нужду. Это мне рассказывали трекеры-экстрималы, которым всякая погода благодать: «Какая разница: сезон, не сезон. Лишь бы горы! Только горы!»
Шаг за шагом мы поднимались все выше и выше. Солнце пробивалось сквозь кроны деревьев, лаская теплом мои руки и ноги, которые я уже максимально успела оголить. На очередном привале непальский мальчонка, увидев меня, сначала замер. А потом целенаправленно пошел к объекту, поразившему его до глубины детской души. Не стесняясь, крохотной смуглой ладонью он стал водить по белой коже моих ног.
Дело в том, что местные женщины целомудренно укутывают себя юбками и платками. И в жаркое время года ты не увидишь здесь даже обнаженной лодыжки. Потому малец и был шокирован моей чрезмерной открытостью. Признаюсь, в тот момент я испытала прилив настоящего стыда — захотелось поскорее одеться. По возвращении в Петербург, где конец мая выдался достаточно жарким, я еще долго не могла привыкнуть к девчонкам в мини-юбках и шортах, которые публично демонстрировали красоту женской природы.
Шаг за шагом мы поднимались все выше и выше. С природой творились чудеса. Мы шли уже через сады рододендронов, цветение которых становилось ярче и насыщеннее.
Кроны вечнозеленых деревьев были усыпаны белоснежными, пастельно-розовыми, и кричаще-алыми пушистыми цветами. Мне моментально захотелось стать художником-живописцем и запечатлеть все это богатство на холсте масляными или акварельными красками. Фото-снимки не удовлетворяли: они не передавали в полном мере цвет, оттенки, блики, тени, самое главное — жизнь. Вспомнились строки из поэзии Веры Полозковой: «Драгоценно то, что хватило ума не присвоить, не сфотографировать, не облечь ни в одну из условностей...» Надо было здесь и сейчас наглядеться, напитаться, насладиться, чтобы там потом доставать из глубин памяти всю эту божественную красоту, ради которой стоит родиться, видеть и слышать, осязать и чувствовать.
Шаг за шагом мы поднимались все выше и выше. И шагать становилось труднее. Накануне Карма предупредил нас, что мы должны преодолеть десять часов ходьбы за один день, если хотим попасть на озера Госайкунд. Причем до Кьянжин Гомпа необходимо было добраться засветло.
Даник вот уже несколько часов пребывал в молчании. Я уже начала беспокоиться за него. Но кивком головы он дал мне понять, что силы еще не иссякли. Я пыталась совладать со своим дыханием, которе было настолько громким, что, казалось, весь лес его слышит. Чтобы не думать о трудностях, я завела беседу с Кармой.
— В этих краях я не был восемь лет, — начал гид. — Последний раз я водил сюда французскую киногруппу. Они снимали документальный фильм про Лантанг. Ровно шестьдесят дней мы провели в горах. Одного актера весом в сто двадцать килограм пришлось оставить в деревне Лантанг, куда мы сейчас и направляемся. Шел он медленно, а потому тормозил весь съемочный процесс. Группа отправилась без него в Кьянжин Гомпа и спустя три часа пешой прогулки была на месте. Толстячок же на следующее утро один пошел догонять своих коллег. В базовый лагерь он добрался к позднему вечеру, чем всех удивил. Основные кадры планировали снимать на высоте четыре тысячи пятьсот метров. По доброй воле актер отказался от этого испытания (на подъем ему бы понадобилось больше суток). Пришлось искать замену. Дублером стал местный непалец, который был несказанно рад поучаствовать в создании фильма.
После этой истории Карма подрос в моих глазах. Оказалось, что он вообще редко занимается простыми туристами. В поле его деятельности — киношники. Задача Кармы провести группу к месту съемки, обеспечив безопасное восхождение и спуск. Косвенно наш гид был причастен к киноискусству.
За разговорами я заметила, как природа снова сменила обличье. Рододендроны встречались реже. Буйство зелени осталось позади, а впереди простиралась земля с колючками, мхами и лишайниками.
Мы притормозили у проверочного пункта, где наши фамилии вписали в толстый потрепанный журнал.
— Зачем это? Они бояться, что мы причиним вред национальному парку? — поинтересовалась я у Кармы.
— Не только поэтому. Если спустя несколько дней вы не поставите напротив своей фамилии подпись, вас начнут искать. Вы будете считаться без вести пропавшими.
— И вертолет пришлют?
— Да, — не колеблясь ответил Карма.
— Не в такие уж дикие места нас занесло!
Мы сделали последний привал перед деревней Лантанг в крохотном поселении, где было всего три домика. Оно находилось на отвесе горы. Вид оттуда открывался замечательный. Лантанг-Лирунг был уже совсем близко: он высоко держал свою седую голову, упираясь ею в бирюзовое небо.
Здесь мы перекусили: не смогли удержаться, увидев в меню блюдо под названием «Момо с мясом». Момо — это по-нашему варенники на пару. В горах их лепят с овощами, картофелем, с шоколадом «Сникерс» (последнее явно для гурманов) и очень редко с ячьим мясом. На вкус оно жесткое и пахучее. Нам это блюдо не понравилось. Даник еще больше заскучал по русской кухне.
В Лантанг мы приползли далеко за полдень.
— Здесь мы остановимся на ночь, — решительно провозгласил Карма свой вердикт, с сожалением вглядываясь в наши усталые изможденные лица.
Я запротестовала, но поддержки от Лены и Дани не получила. У меня открылось второе дыхание: всего три часа, и мы в Кьянжин Гомпа! А завтра уже на вершине чытыре тысячи триста метров! И я буду сидеть в позе лотоса и улыбаться миру! Насилу уговорила своих спутников. Но Карма был непоколебим: он боялся, что с нашей скоростью мы не успеем прийти в базовый лагерь до захода солнца. Перспектива идти по темноте в горах его не прельщала.
В итоге моя взяла… Сейчас я уже могу точно сказать, что это был самый сложный отрезок пути на всем треке.
Мы шли и шли. Шагали и шагали. Мы сделали много тысяч шагов и много тысяч тяжелых вдохов и выдохов. Ноги перестали меня слушаться: при подъеме они дрожали, при спуске — подгибались. Погода портилась. Ветер усиливался. Резко холодало. Природа умирала. На высоте около трех тысяч метров мы встретили первых яков, огромных, лохматых, степенных.
Солнце уже зашло за горы, а мы все шли и шли. С каждым шагом медленнее и медленннее. На Дане не было лица. По фотоснимку я понимала, что и на мне тоже.
Три часа истекли, а до Кьянжин Гомпа было еще далеко. В какой-то момент мне вспомнился рассказ про толстого француза. И как он стал мне близок и понятен. Я почувствовала себя грустным странником, бредущим неизвестно откуда, неизвестно куда, и, главное, неизвестно зачем.
К довершению печального пейзажа с неба посыпался снег. Горы сделались хмурыми: как вековые старцы они стояли безмолвно, глубокомысленно поджав морщинистые губы.
В моей памяти откуда ни возьмись всплыла мантра, которую я до отъезда вычитала в путеводителе по Непалу: «Ом таре тутаре туре соха», — она якобы защищала всех путников от бед. «Ом таре тутаре туре соха», — шептала я в сумерки.
Наконец вдали появились долгожданные маячки — разноцветные гирлянды флажков с написанными на них молитвами. Это значало, селение близко.
Из Лантанга в базовый лагерь Кьянжин Гомпа мы добрались спустя пять часов, вместо запланированных трех.
Наш ночлег располагался на самом отшибе деревни.
Согреться удалось только в обеденной комнате, где вовсю пылала печь. В номерах же было беспощадно холодно и ветрено. Не раздездеваясь, прямо в шапках и куртках, закутавшись в два спальника, Даник и я плотно прижались друг к другу и тот час же провалились в сны.
Для меня это была особенная ночь. Это был поход в кинотеатр во сне. Мое бессознательное точно взбунтовалось: откуда-то из глубины памяти появлялись люди, давно позабытые, из далекого детства. Высота играла с нами в свои игры…
От джунглей до тундры за 12 часов. На пути в Кьянжин Гомпа.
Утром мы попрощались с гостеприимным семейством и пообещали остановиться у них на обратном пути.
Начало нового дня выдалось легким. Природа расцветала на глазах. Птичий хор напевал что-то веселое из Моцарта. Каменистые подъемы и спуски сменила лесная, точно из сказки, тропа. Непальский лес в апреле месяце дружелюбен.
Мы не встретили на пути ни комаров, ни мошек, ни приставучих мух и слепней, ни гремучих змей, ни пауков с их вечными невидимыми ловушками. В сезон же муссонных дождей на поверхность земли вылазит вся нечисть. И самая мерзкая из них — тропическая пиявка. Она настолько быстрая и ловкая, что без зазрения совести может присосаться к телу, пока турист невинно справляет нужду. Это мне рассказывали трекеры-экстрималы, которым всякая погода благодать: «Какая разница: сезон, не сезон. Лишь бы горы! Только горы!»
Шаг за шагом мы поднимались все выше и выше. Солнце пробивалось сквозь кроны деревьев, лаская теплом мои руки и ноги, которые я уже максимально успела оголить. На очередном привале непальский мальчонка, увидев меня, сначала замер. А потом целенаправленно пошел к объекту, поразившему его до глубины детской души. Не стесняясь, крохотной смуглой ладонью он стал водить по белой коже моих ног.
Дело в том, что местные женщины целомудренно укутывают себя юбками и платками. И в жаркое время года ты не увидишь здесь даже обнаженной лодыжки. Потому малец и был шокирован моей чрезмерной открытостью. Признаюсь, в тот момент я испытала прилив настоящего стыда — захотелось поскорее одеться. По возвращении в Петербург, где конец мая выдался достаточно жарким, я еще долго не могла привыкнуть к девчонкам в мини-юбках и шортах, которые публично демонстрировали красоту женской природы.
Шаг за шагом мы поднимались все выше и выше. С природой творились чудеса. Мы шли уже через сады рододендронов, цветение которых становилось ярче и насыщеннее.
Кроны вечнозеленых деревьев были усыпаны белоснежными, пастельно-розовыми, и кричаще-алыми пушистыми цветами. Мне моментально захотелось стать художником-живописцем и запечатлеть все это богатство на холсте масляными или акварельными красками. Фото-снимки не удовлетворяли: они не передавали в полном мере цвет, оттенки, блики, тени, самое главное — жизнь. Вспомнились строки из поэзии Веры Полозковой: «Драгоценно то, что хватило ума не присвоить, не сфотографировать, не облечь ни в одну из условностей...» Надо было здесь и сейчас наглядеться, напитаться, насладиться, чтобы там потом доставать из глубин памяти всю эту божественную красоту, ради которой стоит родиться, видеть и слышать, осязать и чувствовать.
Шаг за шагом мы поднимались все выше и выше. И шагать становилось труднее. Накануне Карма предупредил нас, что мы должны преодолеть десять часов ходьбы за один день, если хотим попасть на озера Госайкунд. Причем до Кьянжин Гомпа необходимо было добраться засветло.
Даник вот уже несколько часов пребывал в молчании. Я уже начала беспокоиться за него. Но кивком головы он дал мне понять, что силы еще не иссякли. Я пыталась совладать со своим дыханием, которе было настолько громким, что, казалось, весь лес его слышит. Чтобы не думать о трудностях, я завела беседу с Кармой.
— В этих краях я не был восемь лет, — начал гид. — Последний раз я водил сюда французскую киногруппу. Они снимали документальный фильм про Лантанг. Ровно шестьдесят дней мы провели в горах. Одного актера весом в сто двадцать килограм пришлось оставить в деревне Лантанг, куда мы сейчас и направляемся. Шел он медленно, а потому тормозил весь съемочный процесс. Группа отправилась без него в Кьянжин Гомпа и спустя три часа пешой прогулки была на месте. Толстячок же на следующее утро один пошел догонять своих коллег. В базовый лагерь он добрался к позднему вечеру, чем всех удивил. Основные кадры планировали снимать на высоте четыре тысячи пятьсот метров. По доброй воле актер отказался от этого испытания (на подъем ему бы понадобилось больше суток). Пришлось искать замену. Дублером стал местный непалец, который был несказанно рад поучаствовать в создании фильма.
После этой истории Карма подрос в моих глазах. Оказалось, что он вообще редко занимается простыми туристами. В поле его деятельности — киношники. Задача Кармы провести группу к месту съемки, обеспечив безопасное восхождение и спуск. Косвенно наш гид был причастен к киноискусству.
За разговорами я заметила, как природа снова сменила обличье. Рододендроны встречались реже. Буйство зелени осталось позади, а впереди простиралась земля с колючками, мхами и лишайниками.
Мы притормозили у проверочного пункта, где наши фамилии вписали в толстый потрепанный журнал.
— Зачем это? Они бояться, что мы причиним вред национальному парку? — поинтересовалась я у Кармы.
— Не только поэтому. Если спустя несколько дней вы не поставите напротив своей фамилии подпись, вас начнут искать. Вы будете считаться без вести пропавшими.
— И вертолет пришлют?
— Да, — не колеблясь ответил Карма.
— Не в такие уж дикие места нас занесло!
Мы сделали последний привал перед деревней Лантанг в крохотном поселении, где было всего три домика. Оно находилось на отвесе горы. Вид оттуда открывался замечательный. Лантанг-Лирунг был уже совсем близко: он высоко держал свою седую голову, упираясь ею в бирюзовое небо.
Здесь мы перекусили: не смогли удержаться, увидев в меню блюдо под названием «Момо с мясом». Момо — это по-нашему варенники на пару. В горах их лепят с овощами, картофелем, с шоколадом «Сникерс» (последнее явно для гурманов) и очень редко с ячьим мясом. На вкус оно жесткое и пахучее. Нам это блюдо не понравилось. Даник еще больше заскучал по русской кухне.
В Лантанг мы приползли далеко за полдень.
— Здесь мы остановимся на ночь, — решительно провозгласил Карма свой вердикт, с сожалением вглядываясь в наши усталые изможденные лица.
Я запротестовала, но поддержки от Лены и Дани не получила. У меня открылось второе дыхание: всего три часа, и мы в Кьянжин Гомпа! А завтра уже на вершине чытыре тысячи триста метров! И я буду сидеть в позе лотоса и улыбаться миру! Насилу уговорила своих спутников. Но Карма был непоколебим: он боялся, что с нашей скоростью мы не успеем прийти в базовый лагерь до захода солнца. Перспектива идти по темноте в горах его не прельщала.
В итоге моя взяла… Сейчас я уже могу точно сказать, что это был самый сложный отрезок пути на всем треке.
Мы шли и шли. Шагали и шагали. Мы сделали много тысяч шагов и много тысяч тяжелых вдохов и выдохов. Ноги перестали меня слушаться: при подъеме они дрожали, при спуске — подгибались. Погода портилась. Ветер усиливался. Резко холодало. Природа умирала. На высоте около трех тысяч метров мы встретили первых яков, огромных, лохматых, степенных.
Солнце уже зашло за горы, а мы все шли и шли. С каждым шагом медленнее и медленннее. На Дане не было лица. По фотоснимку я понимала, что и на мне тоже.
Три часа истекли, а до Кьянжин Гомпа было еще далеко. В какой-то момент мне вспомнился рассказ про толстого француза. И как он стал мне близок и понятен. Я почувствовала себя грустным странником, бредущим неизвестно откуда, неизвестно куда, и, главное, неизвестно зачем.
К довершению печального пейзажа с неба посыпался снег. Горы сделались хмурыми: как вековые старцы они стояли безмолвно, глубокомысленно поджав морщинистые губы.
В моей памяти откуда ни возьмись всплыла мантра, которую я до отъезда вычитала в путеводителе по Непалу: «Ом таре тутаре туре соха», — она якобы защищала всех путников от бед. «Ом таре тутаре туре соха», — шептала я в сумерки.
Наконец вдали появились долгожданные маячки — разноцветные гирлянды флажков с написанными на них молитвами. Это значало, селение близко.
Из Лантанга в базовый лагерь Кьянжин Гомпа мы добрались спустя пять часов, вместо запланированных трех.
Наш ночлег располагался на самом отшибе деревни.
Согреться удалось только в обеденной комнате, где вовсю пылала печь. В номерах же было беспощадно холодно и ветрено. Не раздездеваясь, прямо в шапках и куртках, закутавшись в два спальника, Даник и я плотно прижались друг к другу и тот час же провалились в сны.
Для меня это была особенная ночь. Это был поход в кинотеатр во сне. Мое бессознательное точно взбунтовалось: откуда-то из глубины памяти появлялись люди, давно позабытые, из далекого детства. Высота играла с нами в свои игры…
Похожие записи
aruna
Оставить комментарий
Необходимо войти на сайт через